|
В 1940 году в тяжких мучениях умер Михаил Афанасьевич
Булгаков, сын ординарного профессора Киевской Духовной Академии,
великий мастер Слова. Буквально до смерти, уже потеряв зрение, он
дорабатывает лучшую свою книгу Мастер и Маргарита , прибегая к
помощи супруги, горячо им любимой и ставшей одним из вдохновляющих
прообразов подруги Мастера.
В этой книге Булгаков хочет нам
что-то открыть и рассказать, поделиться чем-то совершенно новым и в
то же время переосмыслить все бывшее до него, старое , в свете этого
нового. Он пишет пророческую книгу, полагая душу свою за Истину,
заложенную в ней. Эта Истина одна из последних известных нам великих
попыток построения целостной творческой антроподицеи.
Исходные
позиции Булгакова здесь еще вполне традиционны с точки зрения
церковного учения о Промысле Божием о человеке и мире. Он говорит
устами философствующего созерцателя, князя тьмы Мессира Воланда: Все
будет правильно, на этом построен мир . И еще: Кирпич ни с того ни с
чего никому и никогда на голову не свалится . Однако внутренние и
внешние особенности его жизненного опыта в кризисную историческую
эпоху заставляют давать своеобразное раскрытие этих его истин.
Монизм в истоках ведет к дуализму в их эволюции. И не случайно
эпиграфом к первой части книги служит близкое по духу дуалистическое
место из Фауста Гете: ...так кто ж ты, наконец? Я часть той силы,
что вечно хочет зла и вечно совершает благо. Булгаков всей душой
ищет это благо и стремится к нему с великой простотой надежды, в то
же время горько ощущая всем существом недостоинство свое и мира. Это
заставляет его углубленно размышлять и духовно познавать
сверхэмпирическую реальность, вводя подчас удивительно тонкие
различения и нюансы. Так, он далеко разносит по разным ведомствам
(добра и зла, точнее, света и тени) посмертные награды покоем и
свободой света, относя первое к ведомству тени, а второе ведомству
света, при всей сопряженности которых ощутительно показывает и
великую пропасть между ними. Это может напомнить концентрацию
внимания на промежуточной и в этом смысле сугубо
экзистенциально-трагической фигуре привязанного ко столпу
обнаженного человека на границе Рая и Ада, обычно появлявшейся на
средневековых православных иконах Страшного Суда . Этот человек мог
иметь и веру, и добрые дела, но вперемешку с мирскими суевериями и
делами суетными и злыми.
Исходя из этого Булгаков себя и
современный ему мир приговаривает к участи не заслуживших света,
причем оставляет надежду на всеобщее восстановление ( апокатастасис
) и освобождение во свет. Это-то и дает ему право диалектически
сопрягать противоположность света и тени и смягчать отношения между
их адептами и даже главами (Иешуа и Воландом).
Поэтому никого не
может удивлять та растерянность при искании духовных прототипов
книги Булгакова, когда приводятся параллели из учений гностических,
оригенистических, романтических, экзистенциальных, а подчас и
дуалистических, богомильских, масонских или антропософских, а также
доказывается сродство этой книги с книгой Иова и лучшими творениями
Данте, Шекспира, Сервантеса, Гете, Пушкина, Байрона, Лермонтова,
Гоголя, Достоевского, поэтов-акмеистов, Флоренского. Такие сближения
всегда отчасти верны и не верны, ибо позиция и опыт Булгакова не
сводимы до конца ни к одному учению, ни к одной книге. Они являются
результатом внутреннего свободного творчества Булгакова в
христианском смысле этого слова, что было задано самим духом
времени, о котором сказано: ...ныне всякий культурный человек
христианин .
Не однажды уже было отмечено, что книга, или как ее
еще иногда условно называют роман , Булгакова Мастер и Маргарита
очень близка и актуальна для современного понятливого читателя,
причем не только потому, что сбылись многие ее пророчества (хоть бы
взять знаменитое рукописи не горят : ведь действительно, сожженная
Булгаковым в марте 1930 года книга сначала была возрождена и
обновлена самим автором, а потом в своем конечном виде появилась в
печати в 1973 году). Популярность ее столь велика, что в первые же
годы после публикации она была переведена и издана в десятках
наиболее культурных стран мира, было создано много фильмов и
спектаклей по мотивам романа , произнесено и написано множество
речей и исследований, причем мы все еще продолжаем испытывать их
нехватку. Книгу читали и перечитывали миллионы людей, ее крылатые
слова и выражения прочно вошли в наше сознание, ее цитируют без
ссылок на автора, ибо предполагается, что он всем известен.
Книга
Булгакова выходит за рамки любого жанра, в ней множество персонажей
и духовно-идейных сгустков, она многопланова даже внешне, по
композиции. Этот материал настолько богат и многообразен, что
несмотря ни на что можно смело утверждать: ключи к главным, наиболее
существенным и не лежащим на поверхности пластам произведения
Булгакова еще не подобраны.
И особенно это следует сказать о так
называемых главах о Христе , или Евангелии от Воланда , т. е. от
Сатаны. Несколько раз стройный текст романа прерывается как бы
вставками, звучащими то как рассказ явившегося со свитой в Москву
конца двадцатых-тридцатых годов консультанта по черной магии
профессора Воланда об Иисусе Иешуа га-Ноцри, то как части
произведения самого героя книги Мастера, созданного его духовным
творчеством и принесшего Мастеру как радость и любовь, так и
горчайшее испытание, отчаяние, страх и болезнь, то как авторский
булгаковский текст. Таким образом, автор этих глав как бы троится,
он тройственен, что служит укреплению веры в полнейшую достоверность
и истинность всего этого повествования, родившегося не от досужего
ума, но от тревоги, выросшей из разрушенного, но вожделенного покоя,
что дважды выражается дословно одинаково Мастером и Понтием Пилатом:
И ночью при луне мне нет покоя, зачем потревожили меня? О боги,
боги...
Главы о Христе содержат повествование только об одном
дне, который в церковных календарях обозначается как Великая
Пятница, о дне, в который произошли в Ершалаиме допрос у Пилата,
осуждение, распятие и смерть Иешуа, а также убийство тайной службой
Пилата Иуды из Кириафа.
Начинается это повествование, равно как и
заканчивается оно, а потом весь роман , словами о жестоком пятом
прокураторе Иудеи всаднике Понтии Пилате .
В белом плаще с
кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром
четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду
между двумя крыльями дворца Ирода Великого вышел прокуратор Иудеи
Понтий Пилат .
Это внимание к личности и трагедии Пилата
заставляет самого Булгакова назвать в тексте главы о Христе романом
о Понтии Пилате . В связи с этим у нас сразу встает вопрос о том,
кто же все-таки главный герой этих глав романа в романе ? Вопрос
далеко не академический, ибо ответ на него помог бы нам распознать
тайный код, являющийся единым ключом ко всем запорам, которые не
допускают к глубинным пластам булгаковской книги.
Обычно
интуитивные (как и осознанные) ответы на этот вопрос сводятся лишь к
тому, что им является или Христос,<Отождествляемый с Иешуа.>
или Иешуа и Пилат, изредка же просто Пилат. И так много правды в
каждой такой позиции, что приходится констатировать, что все они
правы, но одновременно подозревать, что ни одна из них всей правды
еще не содержит. К тому же подталкивает нас тройственность авторских
лиц, которым эти главы приписаны.
Тут мы должны вспомнить о
дуализме воззрений Булгакова, о сопряженности ведомств света и тени,
милосердия и возмездия в их взаимодополнительности. Дуалистическая
система Булгакова не самая сложная, она может быть даже в
известной степени уже содержалась в интеллектуальной культуре нового
времени, и потому является общей для многих мыслителей и писателей,
касавшихся этой тематики. С одной стороны, совершенное Добро, чистый
Дух, святое Слово, воплощенные в странствующем бродяге Иешуа
Га-Ноцри, с другой же, тяжелая плоть мира сего, требующая в
отношении к себе справедливости и возмездия за теневые дела и
получающая их от лица Мессира Воланда.
Но зовя отмщение, правая
сила не способна упиваться жестокостью, бесконечно наслаждаться
мстительным чувством торжества. Милосердие другое лицо
справедливости . (В.Лакшин, с. 308). Поэтому мы вправе сказать, что
в главах о Христе , когда речь идет о главном герое, надо говорить
всегда сразу по меньшей мере о паре их об Иешуа и Воланде, несмотря
на то, что образ Иешуа открыто и явно присутствует в повествовании,
а Воланда лишь имплицитно и намеком. О присутствии Воланда при всех
событиях Великой Пятницы говорит лишь он сам, да как бы случайно
оброненное автором книги замечание о состоянии прокуратора,
ожидающего в сумерках известия о погребении Га-Ноцри, который как
будто на глазах постарел, сгорбился и, кроме того, стал тревожен.
Один раз он оглянулся и почему-то вздрогнул, бросив взгляд на пустое
кресло, на спинке которого лежал плащ. Приближалась праздничная
ночь, вечерние тени играли свою игру и, вероятно, усталому
прокуратору померещилось, что кто-то сидит в пустом кресле
.
Однако не случайно эти главы называются еще романом о Понтии
Пилате , ибо явно недостаточно и двух главных героев . Понтий Пилат,
а вслед за ним по типологии и оставшиеся авторы повествования о
Христе , безусловно включенные в самую ткань его, также могут быть
названы в полном смысле слова главными героями.
Итак, надо
констатировать парадоксальный факт, что повествование о Христе
романа Булгакова Мастер и Маргарита , имеющее тройственного автора,
заключает в себе пять главных героев и никак иначе. Это, видимо,
легче было бы себе представить графически.
Понтий Пилат
Воланд
Мастер
Иешуа
Булгаков
Что же объединяет на пьедестале главного героя Пилата
с Мастером и автором книги? Прежде всего то, что все они не
заслужили света, но находясь в ведомстве Воланда, устремлены к этому
свету и к свободе. Один из них, а именно Пилат, уже на страницах
книги достигает желаемого, будучи освобожден могучим словом Мастера.
О Мастере же просит Воланда посланец Иешуа Левий Матвей, находя
возможным наградить его покоем. О том же думает и мечтает, так же,
как и Мастер, сломленный отчаянием и страхом автор книги. Все трое,
прозрев, учуяв Истину, в последней схватке со злом не выдержали и
отступили, хоть и по-разному. Однако этого достаточно, чтобы вместо
закона свободы подпасть под закон справедливости , ибо никто и
никогда не имеет права уступать злу... конец борьбы это конец самой
жизни, ее человеческого ( а можно еще добавить и божественного К.)
смысла и содержания. Это печать отчаяния, проклятие и гнев Творца .
И даже если это еще не тьма, даже если человек только отступает,
только замыкает в себе то, что должен нести другим, все равно это
уже никак не свет . (И.Виноградов, с. 69<196>70). Так
утверждается безусловная первичность духовно-нравственной позиции
человека в любых условиях его существования, без какой-либо поблажки
и компромисса, и не допускается никакая уловка оправдания . (ср.
Лакшин, с. 296, И.Виноградов, с. 54). И при этом в уста Иешуа
вкладываются значительные слова: Трусость, несомненно, один из самых
страшных пороков! , а сам Булгаков даже предлагает еще более
ригористическую формулировку: Это самый страшный порок!
В
конечном счете можно прийти к выводу, что главный герой
повествования о Христе целиком идентичен главному герою всей книги
Булгакова. И в связи с этим надо сделать еще одно очень важное
замечание, которое хоть и касается глав о Христе , однако может быть
выявлено лишь в общем контексте книги.
Кроме дуализма воззрений
Булгакова, сознательно включенного в мыслительно-духовную ткань
романа , мы можем заметить еще, видимо, неосознанный дуализм
авторской позиции. Противостояние и связь ведомств Иешуа и Воланда
воспринимаются все-таки как некая гностическая конструкция, как
временные мехи интеллектуальной культуры, но это лишь мехи, а в них
молодое вино чистого христианского духа, выражающегося в духовной
культуре и олицетворенного уже не Воландом и Иешуа, а живым Господом
Иисусом. Но это обстоятельство, проявляющееся в основном на
материале менее обработанных последних глав (например, запрет
Азазелло кухарке совершить крестное знамение под угрозой отсечь руку
в эпизоде запаления подвальчика Мастера), снова возвращает нас к
вопросу о главном герое , ибо делает, по меньшей мере, недостаточным
любой ответ на этот вопрос, в том числе и наш.
Мы теперь не можем
сомневаться, что главным героем повествования о Христе является еще
и Христос, и вывод этот, казалось бы, так и лежавший сначала на
поверхности и потому до сих пор даже не упоминавшийся, дает нам
право совсем снять заданный темой вопрос, ибо ни в одну схему Дух
Христов не вместим.
В заключение напрашивается общий дерзновенный
вывод о том, что при дуализме воззрений, а также позиции булгакова
невозможно хоть когда-либо сказать что-то однозначно-определенное о
главном герое повествования о Христе , ибо воистину это одновременно
Мессир Воланд и Иешуа Га-Ноцри с промежуточными фигурами Понтия
Пилата, Мастера и автора книги, с одной стороны, и Иисус Назорей, с
другой. Но таковой была и живая жизнь булгаковского времени,
третьего было не дано. И Булгаков остался верен Жизни, выбрав и
изобразив на века самый прямой и узкий путь среди соблазнов, пройдя
свое поприще до конца по заповеди кто хочет душу свою сберечь,
потеряет ее, а кто потеряет ее ради Меня и Евангелия, тот сбережет
ее .
Оттого уже на закате своей земной жизни Булгаков говорит
устами Мастера: Боги, боги мои! Как грустна вечерняя земля! Как
таинственны туманы над болотами. Кто блуждал в этих туманах, кто
много страдал перед смертью, кто летел над этой землей, неся
непосильный груз, тот это знает. Это знает уставший. И он без
сожаления покидает туманы земли, ее болотца и реки, он отдается с
легким сердцем в руки смерти, зная, что только она одна успокоит
его...
Да не поднимется ни одна рука осудить его, независимо от
его естественных слабостей и имевшихся в истории прецедентов
(например, с Оригеном).
Вера и верность, высшее добро и
справедливость, любовь и правда, творчество и свобода да живут в
наших сердцах вечно, воспитанные Иисусом Христом и той христианской
культурой, в мировой фонд которой безусловно вошла и книга Михаила
Афанасьевича Булгакова Мастер и Маргарита .
Литература
1. А.С.Бурмистров. К биографии
М.А.Булгакова (1891 1916). Кон-
текст-итературно-теоретические исследования. М., Наука ,
1978.
2. И.Ф.Бэлза. Генеалогия Мастера и
Маргариты . (Там же).
3. И.Виноградов.
Завещание мастера. Вопросы литературы ,
1968, № 6.
4. В.Лакшин. Роман М.Булгакова
Мастер и Маргарита , Новый мир , 1968, №
6.
5. Л.Скорино. Лица без карнавальных масок
(полемические заметки). Вопросы литературы
, 1968, № 6.
6. Л.Скорино. Ответ оппоненту.
(Там же).
7. М.О.Чудакова. Опыт реконструкции
текста М.А.Булгакова. Памятники культуры.
Новые открытия . Ежегодник, 1977. М., Наука
, 1977. |